– Просто я не люблю много говорить – я делаю. Да и газеты не так преподносят информацию обо мне. Но народ-то всё видит, оценивает. Пишут, что я здесь поменял всех аварцев на кумыков, комиссия приезжала три раза, я уже начал спрашивать, зачем так часто? Отвечают: Муху Гимбатович не верит, пишут ведь везде. Я сказал лично президенту: «Муху Гимбатович, зачем вы в третий раз комиссию отправляете, я там никого не поменял. Если я кого-то ущемил, я одного дня не буду там работать. Мой первый заместитель – аварец, председателем районного собрания при мне стал аварец. Пригласите их, послушайте, кого я поменял?» Ни одну уборщицу не сменил. Там Сайгидпаша (Умаханов. – Прим. ред.) поменял 17 руководителей-кумыков, и все думают, что с моим характером я сделаю то же самое. А не получилось так!

Да, были попытки спровоцировать меня на это: приходили ярые тенгликовцы-старики, говорили: ты тоже должен так сделать. Я им говорю: «Вы любите Сайгидпашу?» Нет, говорят, после того, что он сделал, как можно его любить? Я говорю: «И что, вы хотите, чтобы аварцы тоже меня так ненавидели?» Молчат. Одно дело – бояться, это ещё ничего, знают, что где нужно, я ответить могу. Но чтобы ненавидеть меня – этого я не могу допустить. В бытность главой района я выбил две должности: реабилитационный центр открылся – поставил туда чеченца, создали административную комиссию – поставил туда андийца. Ни одного кумыка на новых должностях нет.

У нас в Дагестане почему в Народном собрании больше всего депутатов-аварцев, потом даргинцев и кумыков? Потому что по численности населения считается. И мы с этим согласны. Точно так же в районах. Сейчас в Хасавюртовском районе около 24 тысяч аварских голосов, почти столько же (23600) кумыкских, 22 тысячи с небольшим чеченских голосов. Аварских депутатов – 17, кумыкских – 15, чеченских – 13. Между чеченцами и аварцами разница в тысячу с чем-то голосов, а в депутатах – на четыре человека больше у аварцев. Если кто здесь и ущемлён, то это чеченцы. Они должны были бы, наверно, возмущаться.

Я авторитетно заявляю, что ни одного аварца я здесь не поменял. Не от того, что я такой хороший. Просто я слово дал. Сегодня очень трудно найти хороших людей. Есть у меня друг кизлярский, аварец, мужественный парень, всё у нас с ним получается. И здесь в городе тоже получалось бы. Просто у него (Сайгидпаши Умаханова. – Прим. ред.) заместитель раньше был, который как можно нас стравливал друг с другом. Если бы не эти подстрекатели, всё было бы нормально. Вот он поддался на это. Я – нет. Я несколько раз старался подать ему руку. Но не получается что-то. Его племянники ходят – там беспредельничают, здесь беспредельничают. А в газетах пишут: я виноват. Ну если его племянник четыре раза стреляет из пистолета Стечкина в моего племянника, как это понять? На ровном месте! Это после перемирия было.

Мне Сайгидпаша сам звонил, говорил: «Не знаю, как это произошло, вроде и перемирие было». Если ты не можешь за племянника ответить, за то, за другое, здесь же война будет.

Говорят, я забрал маршрутки. Но маршрутки-то районные были. Не забрал, вернул! Назначил тендер, его выиграло одно транспортное предприятие. А до того этим занимался его (Умаханова. – Прим. ред.) родственникАлхас. Я ведь на рынки не замахиваюсь. С прежним главой района, может быть, проходили такие вещи. Я же не террором заставляю уважать себя. То, что есть в районе, пока я здесь глава, нужно через меня решать. У меня два ответа: «да» или «нет».

– Сейчас мы хотим открыть сельскохозяйственный рынок на выезде из района. По просьбе жителей это делается. Потому что некоторых из них просто не пускают на существующие городские рынки. Перекупщики там и прочие.

– Народ у нас трудолюбивый, правда, был некоторое время спад. Но сейчас всё вроде бы налаживается. Раньше государство помогало в части сельского хозяйства, удобрения там, ядохимикаты… А сейчас этого ничего нет. Комбайны эксплуатируются, которые давно пора уже списать, расход ГСМ идёт на них огромный… (перечисляет ещё ряд проблем, чувствуется, что собеседник хорошо знаком с вопросом. – Прим. ред.). Сколько раз мы обращались к председателю правительства, чтобы хотя бы несколько хозяйств поддержать через Россельхозбанк. А там начали документы готовить и говорят, что могут помочь только предприятиям с нулевым балансом. Но если бы у них был хотя бы нулевой баланс, то зачем нам в банк обращаться?

Сейчас налоги на землю повысились, номера кадастровые присваиваются, межевание проводится. Это вот то, что в Минимущества предложили. Но это гибель. Они хотят вывести общие границы поселений. Но внутри этих границ есть собственники земель, которые имеют уже кадастровые номера. Если им всем будет присвоен один кадастровый номер, как того хочет Минимущества, то там бардак и война будет.

– До 2010 года мы полностью должны закончить межевание. Правительство пошло навстречу, выделило кое-какие деньги. Поставили задачи, которые нужно выполнить на эти деньги. Но этого невозможно сделать за такие деньги. Они хотят несколько хозяйств под один кадастровый номер пропустить. То же самое и с субсидиями на оплату ЖКХ-услуг: нужно открывать счёт в Сбербанке, чтобы их получить. Но там же, даже если круглосуточно работать, этот банк физически не справится… Просто наверху есть кто-то умный, что такие вещи придумывает. Но мы нашли лазейку. Решили заключить договор с поставщиками и напрямую перечислять им суммы, кто сколько должен. В городе, может быть, можно было бы решить эту проблему, а в районе у нас нет банков. Ещё при прежнем руководителе Минсельхоза ставился вопрос об открытии допофиса Россельхозбанка. До сих пор не открыли.

Вот, кстати, республика собиралась брать кредит в Россельхозбанке. А за счёт чего погашать процентную ставку в 14, а может быть, и в 20 процентов? Откуда деньги брать? Заложенное имущество отдавать что ли? Тогда можно без коньячных заводов и Дома правительства остаться.

И вообще, я не пойму, как по регионам дотации распределяются. Дагестанский бюджет – это около полутора миллиардов долларов. А рядом в Чечне – 15 миллиардов долларов. Нужно, наверно, уметь просить (смеётся. – Прим. ред.).

– Никому, кроме Сбербанка, не разрешают обслуживать бюджет…

– Это не мы решаем. Но когда конкуренция есть, – будет лучше. Вот пример – страховые компании: как они борются между собой, а клиентам от этого только выгода.

– Мы-то предлагаем, хотим найти инвесторов, чтобы строили рынки, мы бы землю дали. А у администрации района нет таких возможностей.

– Человек, когда хочет что-то купить, он сравнивает. Идёт на тот рынок, где дешевле.

– Чечне и так хорошо, там и аэропорт международный открывают. Чеченцы, я так думаю, в короткие сроки опередят нас. Я общаюсь с главой администрации Гудермесского района. Они строят на 700–800 миллионов рублей объекты, а потом им по документам всё компенсируют. А мы в позапрошлом году больницу начали строить в районе, которой раньше не было. Разбили финансирование на три года и то по 30–40 миллионов получаем.

     – Были времена, когда труженик в селе мог выйти своей долей из совхоза. А сейчас у нас все совхозы на бумаге числятся, а на самом деле не работают они. Собрать их обратно в СПК невозможно. Есть, правда, случаи, когда люди собираются. Но всех ведь не заставишь. Что в районе есть? Ни совхозов, ни колхозов, ни фабрик! Как нам соревноваться с другими районами? Вот один раз Каякентский район занял первое место среди районов. Конечно, в своё время там оффшорную зону открыли, и все предприятия там регистрировались. А у нас два заводика: один – в Аксае, другой – в Муцалауле, и то они – ГУПы, Дагвино подчиняются. Хотя обещали их нам передать обратно. В любом случае, не у нас одних в районе такие проблемы. Надеюсь, скоро у нашего руководства дойдут руки до сельского хозяйства.

Сейчас по той же мелиорации как делают? Сами в Махачкале тендер проводят, своим фирмам подряды отдают. Районные власти вообще не задействованы.

– Если даже видеть их одним целым, для этого ведь нужна реформа или волевое решение президента. А от того, что я скажу «да» или «нет»… Но, вообще, я придерживаюсь такого мнения, что лучше было бы единое муниципальное образование. Меньше было бы противостояний.

– В районе не стоят.

– За город я не отвечаю.

– Любая нация если страдает, то только от представителей своей же нации. Лидеры нации друг в друге видят соперников. Внутри каждой нации идёт борьба. Редко кого сейчас найдёшь, кто думал бы о народе. Перестали доверять друг другу. Всегда ищут какой-то подвох. Был случай у нас: с Адильханом Ганакаевым (главой Бабаюртовского района. – Прим. ред.) собрались однажды в Москву на выходные, а в аэропорту встретили Сагида Муртазалиева. Также и на обратном пути встретились с ним. Не успел я прилететь, мне начали ото всюду звонить, спрашивать, какие у нас с Сагидом дела. Там, здесь говорят, если Сагид с Алхаматовым объединятся, – в Дагестане ловить нечего будет. Да мне хасавюртовских проблем хватает, зачем мне ещё куда-то лезть? Даже вот это интервью кто только как не преподнесёт. Я никуда не стремлюсь, кого-то опередить не хочу.

– Когда мне позвонили по этому поводу, я спросил: за что вы собираетесь бороться? Мне говорят, вот на кумыкское место в пединституте посадили другого человека. Я говорю, где у вас гарантии того, что вы чего-то добьётесь? А если не добьётесь, зачем народ ломаете? Я всем в районе запретил на эти провокации ходить. Если есть какие-то вопросы, нужно ставить их перед президентом и решать через него. На одном пединституте весь кумыкский народ не держится ведь. Сегодня одно возьмут, завтра другое отдадут. На эти митинги одни бездельники ходят. Это не народный митинг. Вы ещё не знаете, что бывает, если народ поднимается… Но зачем его поднимать? Вот была ситуация в Куруше: все пишут: алхаматовские охранники приехали, начали стрелять. А на самом деле я в тот день прилетел из Москвы в пять часов, мне звонят, говорят, что в Куруше народ по такому-то поводу собирается. Я отправляю туда человек пять-шесть и говорю: скажите им, чтобы разошлись. Ребята оттуда звонят и говорят, что там кумыков, оказывается, нет, поэтому мы им ничего сказать не можем. Я говорю: тогда хотя бы курушского главу увидьте и скажите, чтобы народ успокоил. Глава у них – человек авторитетный, народ разошёлся. Но на заправке осталось несколько курушских подростков, и вся противоположная сторона напала на них. Тогда мои ребята и начали стрелять в воздух, защищать курушцев. А началось с того, что двое аварцев пили в одном кафе и не хотели расплачиваться. Курушцы их побили. Аварцы позвали кумыка из Казмаула, брата главы села, и его тоже курушцы избили. Потом ещё одного даргинца они там побили. А в итоге я получился виноватый. Лучше бы я не отправлял туда людей, но не вмешаться я не мог. Получилось, что я курушцев подставил.

– Хорошие отношения.

– С Атаем Башировичем мы названые братья. Он многому меня научил. Многие думают, что он хитрый человек. А он – умный человек. Если бы он был хитрым, у него карманы были бы набиты деньгами. То, что было с Сулейманом связано (речь идёт о сложении Атаем Алиевым с себя полномочий члена Совета Федерации и последующем занятии этого места Сулейманом Керимовым. – Прим. ред.)... я был свидетелем этой ситуации. Как он от Сулеймана ушёл и как тот обиделся, я видел. Атай Баширович сказал тогда, что не будет писать никакого заявления. А как он при Магомедали Магомедовиче работал? В самый огонь лез. Он даже отказался, чтобы его кандидатуру представляли как преемника Магомедали Магомедова, потому что был предан ему.

– С Сагидом мы друзья, а с Рамзаном у меня нет никаких отношений. У меня есть дружеские отношения с главой администрации Гудермесского района, и то потому что наши районы граничат. Меня приглашали в этот район, там есть несколько кумыкских сёл. С Рамзаном я встречался на открытии моста, больше встреч у нас не было. Как президента его оценивают по-разному. Думаю, что ведёт он себя очень достойно. Если кто-то думает, что у него ума нет, он ошибается. Он много сделал для республики. Я бывал в Чечне, и мне показалось, что война не там была, а здесь. Дай Аллах, чтобы каждый президент сделал столько же, сколько Рамзан сделал для своего народа.

– Да. Такой, который мог бы объединить всех. В президентском Послании, например, говорится, что нация не важна, а важны профессиональные качества. Но ведь профессионалы во всех нациях есть. А сейчас смотрите, сколько людей поменяли. Ну хорошо, одно забрали, отдайте другое. Иначе народ ведь это воспринимает как личную обиду, ущемление.

– Чтобы глава администрации мог вести какую-то работу в этом направлении, у него должны быть соответствующие рычаги. А мы даже не можем рекомендовать кого-то на должность прокурора района или начальника милиции. Кого хотят, того и ставят. Начальник милиции даже на совещание не приходит. Потому что такая установка сверху: не дружить с главой района. И точно так же в прокуратуре. Но если требуете с меня, то дайте мне рычаги. Я же туда своего брата не назначу.

– Возьмём Махачкалу. Нашли там боевиков, ну дождитесь, пока они выйдут, отправьте пару спецов, чтобы их захватить. Нет. Окружают БТРами, бомбят соседей, которые потом злятся и тоже могут к боевикам присоединиться. Человек что-то совершит, работники милиции забирают его брата в заложники. Что за бандитские методы? Нужно оперативно работать, а не тяжёлой артиллерией. Окружают селение, начинают там беспредел устраивать, золото, телефоны забирают. Кто из жителей в такой ситуации выдаст боевиков? Думаю, стиль и тактику работы нужно менять.

– Мы не можем молодёжи дать нормальную работу. От безделья всё это делается. И религию свою мы должны знать настолько, чтобы нас никто не смог сбить с пути ислама. От того, что иман у нас слабый, такие вещи происходят.

– Я был в хадже. Мы заплатили за всё, а нам места не нашлось, воды не было. Там (в ДУМД. – Прим. ред.) всё только за деньги делают. Столько проклятий на их голову сыплется во время хаджа. Даже во время Уразы-байрам столько волокиты бывает. У нас до сих пор к адатам больше уважения, чем к Корану.